Дерзкий ниспровергатель авторитетов еще сравнительно недавно был студентом. Теперь он сам авторитет для многих молодых дизайнеров, которые восхищаются его работами, эпатирующими публику. Несколько лет назад он окончил Высшую академическую школу графического дизайна. Попал на работу в дизайн-студию своей мечты, легендарную «Ostengruppe».
Вместе с ней получил Премию инновационного дизайна и другие награды, стал известным плакатистом, его работы успели побывать на выставках во многих странах. Неожиданно для всех он вышел из состава звездной московской команды, заявив, что хочет быть художником. Разочаровался в дизайне.
Тем не менее, продолжает им заниматься. Правда, называет это «антидизайном». Продолжает завоевывать дизайнерские награды. Например, он был удостоен Бронзовой медали на респектабельном конкурсе «European Design Аwards». Продолжает участвовать и в дизайнерских акциях, например, в плакатной акции «Родченко 120» или в плакатной акции в связи с 20-летием Международного фестиваля плаката в Шомоне, в которую были приглашены двадцать лучших дизайнеров со всего света.
Интервью с Дмитрием Кавко сделала Александра Новоженова, тоже моя бывшая студентка. Она училась в мастерской Юрия Гулитова, на втором курсе поступила параллельно на искусствоведение в Московский университет. Защищала дипломы и в ВАШГД и в МГУ. Так и продолжает – одновременно с занятиями графическим дизайном работает редактором в «Арт-хронике» и обозревателем выставок в «Афише». Она попыталась разобраться в том, почему и насколько Дмитрий Кавко разочаровался в дизайне (Сергей Серов).
Насколько жестоко тебя разочаровал дизайн?
Сказать «жестоко» – значило бы, что я страдаю. Но я не страдаю, мне кажется, что это процесс освобождения. Странно – столько лет любил дизайн, а теперь перестал. Я пятнадцать лет день и ночь этим занимался. Хотел стать профессиональным человеком, известным, чтобы у меня книжка вышла. Я верил в дизайн и думал, что прекраснее ничего нет. Да, наверное, я все же разочарован, потому что сначала я был очарован.
У тебя были какие-то иллюзии, когда ты учился, и они развеялись, когда ты вышел из школы?
Нет, потому что до школы я работал. Но я знаю, что такой конфликт существует. В ВАШГД преподают дизайн как идеальное искусство на примере идеальных людей. Я очаровывался там каждым преподавателем. И поскольку очаровывался, пытался повторять. Например, за Чайкой. И в итоге я начал делать невероятно скучно. Чайка учил, каким должен быть настоящий дизайн – чистым, знаковым. Где весь хаос мира приводится к понятной системе. А меня все это приводило к чему-то неживому. Там не было меня – только представление о том, каким должен быть хороший дизайн с точки зрения Чайки. Тем не менее, это было полезно. Я ведь хотел изменить себя – свою провинциальность, отношение к профессии…
Потом у меня был сбой на Логвине. Он мне тяжело давался. Все остальное я еще как-то мог – рисовать, значки делать. А вот что касается абстрактных идей, меня клинило абсолютно. Логвин хотел получить результат через десять минут – и я был в каком-то ужасе! Стоял рядом, смотрел на его череп и думал, что я, в принципе, смогу научиться правильным вещам, чистенько всё делать – но придумывать что-то удивительное и свое, наверное, не научусь никогда…
И в какой-то момент я понял, что интереснее смотреть за студентами. У нас была сильная группа, и мы все конкурировали, друг у друга учились. Я ходил на все просмотры, смотрел, кто что делает на других курсах. Я помню и твои работы, они мне очень понравились в какой-то момент. Я понял, что в системе могут быть ошибки. У тебя был настрой не по правилам делать – мне это было очень симпатично.
Ты сильно нервничал, когда начал работать в «Ostengruppe»?
Поначалу конечно. Я не обладал автоматическим умением делать любой дизайн быстро. Ощущение растерянности присутствовало особенно с плакатами…
Плакаты ты стал делать, благодаря Остенам?
Я начинал еще, когда жил в Перми, но там мне удалось сделать лишь плаката три-четыре. Плакат – это ведь заказная история. А в «Ostengruppe» все было поставлено на поток, плакаты заказывались каждый месяц по нескольку штук. Но я не сразу их начал делать, год, наверное, работал без плакатов. Поначалу я не понимал – что нужно, чтобы получился красивый лист, который был бы похож на плакат. Когда я делал там свой 
первый плакат, вокруг меня сидело три человека. И они в моем файле сами копались. А я был в полной прострации, не мог говорить и двигаться. Но уже на втором или, скорее, на третьем плакате – это был плакат «12 самураев» – почувствовал себя нормально. Это был первый опыт, когда я получил удовольствие от дизайна. Я понимал, что ребята из «Ostengruppe» занимаются этим давно, у них на все есть готовые формулы. Мне же хотелось быть особенным – быть Кавко, придумать свои правила. Я назвал это «антиплакат». К работе над «12 самураев» я привлек двенадцать человек – иллюстрации делали все, включая нашего секретаря.
А потом ты стал делать плакаты все лучше и лучше. Конечно, часть из них была очень похожа на Остенов, но часть – уже нет. Ты поймал ощущение, что, делая плакат, надо каждый раз изобретать совершенно новый процесс?
Да, это была такая задача – я хотел каждый раз сделать что-то новое, такое, что нельзя придумать в голове. Я считал, что плакат удался, когда я сделал небольшое открытие. Все было построено на случае.
Получается, главное было найти новый процесс делания – исказить программу, препарировать фильтр? Обычно создается иллюзия, что вещь сделана не в компьютерной программе, а спущена к нам с небес. А ты показываешь, что она сделана в программе, у которой есть своя логика.
Точка отсчета может быть любой. У меня был период, когда мне нравилось копаться в программах – но это не главное. Конечно, у каждой технологии есть свой след. В Фотошопе или Иллюстраторе след сложно найти. Они выстраивают идеальные картинки, без царапин. А я люблю фактуру. Хорошо, когда удается ее показать – тогда есть жизнь. Я не умею управлять картинками без следов – там не за что зацепиться.
Но ты начал обращаться с программами иронично. Еще несколько лет назад это мало кто делал.
Ироничность это общее ощущение времени.
В чем проблема у людей, которые хотят делать хороший дизайн?
Нельзя относиться к дизайну серьезно и нельзя на нем замыкаться. Я считаю, что я делаю хороший дизайн. Делал. А чего? Хороший же. Мне нравится. У каждого свое понимание хорошего дизайна.
А как ты понял, что для того, чтобы делать хороший дизайн, нужно делать его плохо?
Не думаю, что это я открыл. В этом смысле на меня сильно повлиял Кричевский. Он обращал внимание на такие истории, которые, в общем-то, не считались хорошими. Особенно эта его книжка про советские обложки, я потом подарил ее Мартину Вудтли. Там было много текстов, написанных с любовью про дизайн, что большая редкость. Почти никто не пишет у нас про дизайн, и тем более с таким отношением – очень трепетным.
Эта книга была построена на том, что не было раскручено. Есть масса литературы о конструктивизме с одними и теми же картинками Родченко и Стенбергов. А Кричевский показал другие вещи, они были очень странные. И я понял, что официальный взгляд на дизайн мало что не дает. Ты не можешь ничего там украсть. На протяжении всей учебы тебе показывают одни и те же работы одних и тех же авторов. Нам описывали некую концепцию дизайна, и было ощущение, что это и есть его суть. Но это же только один из взглядов. Нам показывали всего несколько процентов из того, что существует в мире. В какой-то момент мне стало страшно. Я смотрю одно и тоже, стараюсь что-то подсмотреть, а это бесполезно. И я стал сам выискивать картинки и авторов. Мне важнее даже не работы, а именно сам автор, поэтому я покупаю не сборники, а монографии. Когда ты видишь путь, как человек мыслит – это гораздо интереснее.
Но, кроме этого, ты смотришь на странные формы графической жизни – фотожабы, обложки бульварных романов, вывески…
Раньше мне было очень некомфортно в Москве. Мне казалось, что я живу в кошмарном городе и кошмарной стране, что все вокруг меня страшное, непрофессиональное, все эти вывески, реклама. Я же всегда библиотекой жил, смотрел на польский, голландский, японский дизайн – недостижимые рубежи. Мне хотелось попасть на соседнюю страницу, чтобы мир сказал – да, мы его теперь знаем, он делает так же хорошо, как японцы. И когда я выходил на улицу, я не смотрел по сторонам, чтобы не раздражаться. Но в какой-то момент я понял, что единственный способ с этим справиться – это полюбить. И мгновенно пришла мысль, что я живу в уникальное, удивительное время – больше такой страны с такой рекламой, маразмом и гениальностью – нет. И что если я не буду этим заниматься, все это собирать и через себя пропускать – я потеряю ценный материал. Сначала это было способом выживания, а потом стало сильнейшим источником вдохновения.
Когда ты перестаешь отторгать эту стихию брутального дизайна, ты начинаешь чувствовать с ней родство?
Это же психологическая история. Ты либо принимаешь свой род, своих родителей, страну – либо ты живешь в иллюзии и думаешь, что ты такой прекрасный и утонченный, грезишь о доме на берегу моря, а живешь при этом в Бибирево. И у тебя страшный конфликт. А как только ты признаешь, что ты из простой рабочей семьи и при этом хочешь стать художником, то становится спокойно. Это принятие. Трезвое отношение. Например, я вот знаю, что я толстый, но я себя люблю.
И «плохой» дизайн начинает давать тебе силы вместо того чтобы расстраивать?
Дизайн это же часть рекламы. Язык рекламы всегда очень позитивный. В рекламе только
хорошее настроение, в ней не может быть трагедии, сомнений. И в дизайне эмоции отсутствуют. Я стал думать, как будет выглядеть дизайн, если включить в него то, что из него исключено. Это же фашизм – уничтожать или загонять в гетто все, что уродливо. Моя акция «The best of the best of the best of logo design» – про самый уродливый лого-дизайн – как раз в защиту гетто.
Когда ты любишь «плохой» дизайн, ты все равно продолжаешь нуждаться в заказчике. Но теперь ты должен изобрести условия, в которых человек все равно примет твой «плохой» дизайн. И ты придумал делать дизайн задешево или даже бесплатно.
Да, я нашел способ не выходить за рамки процесса дизайна, то есть когда есть заказчик и есть реальная задача, но при этом делать все, что хочу. Я понял, что дело в деньгах.
Гениальное открытие.
Я понял, что за тысячу рублей я могу делать все что угодно и иметь заказчиков. Это был эксперимент – я ушел тогда из студии и начал думать, как я должен сформулировать себя для этой профессии. Я не был уверен, есть ли у меня право на это, как к этому отнесется сообщество? Могу ли я демпинговать? Ведь дизайнеры очень чутки к гонорарам. Важно, сколько ты стоишь, сколько берет за работу твой коллега.
Был даже небольшой скандал с Логвиным?
Ему заказчик сказал, что вон Кавко берет 1000 рублей, а ты фигли столько берешь? Я тогда нуждался в деньгах, понимал, что они очень важны, мне не хотелось кому-то испортить жизнь. Поэтому буквально за минуту я решил прекратить эту акцию. И придумал новый проект – делать логотипы за бутылку. Это была акция «Виски с колой». Я понял, что все претензии это глупости, и я не могу никому помешать.
Там еще был фактор скорости…
Да, все делалось за один день. И была 100% предоплата. Я отправлял файл заказчику и все, он не имел права высказывать свое мнение по поводу моей работы.
Еще один способ получать удовольствие от дизайна?
Акция проводилась через Живой Журнал – блоги. Это была новая история. Мне нравилось общаться с незнакомой аудиторией. Я писал, отвечал на комментарии – у меня появилось много знакомых.
Таким образом, процесс заказа и производства дизайна ты сделал столь же важным, как и результат. Ведь обычно обсуждается лишь картинка, и никто не думает, что результат зависит от условий производства.
В акции «Штука за штуку» мне еще очень нравилось заказчику отдавать в качестве результата логотип, напечатанный на тысячерублевой купюре. Я сканировал купюру, которую получал в качестве предоплаты, и накладывал логотип. Раньше я не любил делать логотипы – думал, что это мертвый жанр. Но я попробовал его раскачать, и оказалось, что жанр – это условность. По отношению к идеям, к формотворчеству в нем есть такая же свобода как в любом искусстве.
А потом у тебя была уличная выставка из объявлений…
«The best of the best» – самый плохой дизайн.
Выставки дизайна это вообще проблема. Во-первых, они интересуют только профессионалов, во-вторых, проводятся обычно во второсортных галереях. Это как выставки шуб.
Вот поэтому я сделал выставку на улице. Я обсуждал выставку с ММСИ, но для меня это было долго – проектировать, ждать. А я хотел мгновенно выставить то, что мне надо. Я в течение месяца собирал объявления в своем районе – и на тех же местах наклеивал свои. Объявления «Меховые распродажи» – один сезон они были расклеены повсюду.
У меня тоже такие есть – на цветной бумаге, набранные жирным шрифтом – очень броские.
Да, это было эффектно – при отсутствии культуры расклейки плаката в нашем городе. Вернее, это и есть наша культура – она у нас такая.
А что такое акция «Доллары и розы», которую ты делал с Протеем Теменом?
Перед уходом из «Ostengruppe» я решил, что я художник. У меня всегда был комплекс, что я из рабочей семьи и не могу быть художником. У меня не было специального образования, я не вращался в этой среде. И в «Ostengruppe» тоже не особо принято быть художником – «мы дизайнеры». И хотя считается, что в студии все индивидуальны, но все равно все друг на друга влияют.
И ты даже внешне тогда стал похож на Гуровича…
При всем моем желании иметь свой графический почерк, я вдохновлялся ребятами. Мне нравилось находиться внутри, общаться. Но в какой-то момент я понял, что мне этого мало. Я торжественно собрал всех в переговорной и сказал: я решил стать художником. И ушел из студии. Потому что у меня не было времени на себя. Я отдавал себя студии пять лет. И сейчас, когда я об этом вспоминаю, мне становится страшно. Раньше я был очень увлечен, но сейчас я так не смогу – я себя сейчас ценю. Свое время, свободу, свой отдых, удовольствия.
А «Доллары и розы» – это была первая моя настоящая выставка. Ведь я решил, что я художник, мне нужны выставки. С Протеем я дружил. Мы поделили сферы влияния. Протей взял киоски «Цветы», а я – пункты обмена валюты. Это был ранний мой период увлечения дрянными вывесками и стихийным дизайном в самом плохом понимании – без всякого обаяния, такой жесткач. Я хотел его переварить и сделать из него свою историю. Мы даже не показывали друг другу свои работы. Вместе сделали только плакат к выставке – поделили лист пополам. Левую верхнюю половину сделал я, а правую нижнюю он. Это было еще одно достижение – механический дизайн.
А сейчас что тебя влечет?
Если бы ты спросила «А почему ты до сих пор не занимался движущимися картинками» – это был бы хороший вопрос. Слишком долгое время я жил дизайном, о котором мы говорили в начале. Идеальный дизайн, старые авторы, законы построения картинки. И я много времени потратил на то, чтобы сформировать свои принципы высказывания. Я забил на пластику, занимался только жестами и вдруг понял, что огромный кусок современной жизни упустил. Не занимался видео, интерактивом, 3D. Я был генератором смыслов. Но оказалось, что форма, пластика, руки также важны как голова.
Но ты в своем роде формалист. Тебе ведь важно, достаточно ли остро твое решение…
Конечно, важно, как собрать композицию. Это одно из самых главных моих внутренних знаний. Но дело в том, что есть разница, плоская картинка, движущаяся или интерактивная. Игнорировать, что происходят глобальные изменения – глупо. А я сам загнал себя в прошлое, испугался, что никогда не смогу настигнуть новое. Потом долго сомневался, стоит ли мне в эту гонку влезать. В итоге все-таки понял, что могу во все это тихой сапой проникать, да еще и получать удовольствие по ходу дела…
ПЕРВАЯ ПУБЛИКАЦИЯ: INTERNI 2012, февраль. – №5.
